Нам нужны собственные вакцины

В прошлом веке люди вооружились вакцинами против чумы, холеры, оспы, полиомиелита и многих других опасных вирусов. Однако каждый год человечество сталкивается со всё новыми инфекционными заболеваниями. По оценкам директора НИИ вирусных препаратов Виталия Зверева, нам известно не более 7-8% существующих на Земле вирусов. Об отечественных разработках в сфере иммунологии и вирусологии, а также о проблемах в этих областях исследований, он рассказывает в интервью STRF.ru.

Справка:
Зверев Виталий Васильевич, директор Научно-исследовательского института вирусных препаратов имени О.Г. Анджапаридзе РАМН, академик РАМН

Виталий Васильевич, Вы как-то сказали, что сейчас на фоне всех остальных стран в плане иммунологии и вирусологии Россия выглядит не самым худшим образом, однако мы уже начинаем потихоньку отставать. С чем это связано?

— В отличие от всей остальной фармацевтической промышленности благодаря усилиям Минздрава и службы Роспотребнадзора в смутные 90-е годы удалось сохранить производство и научные разработки в области иммунобиологических препаратов, прежде всего вакцин и сывороток. Не знаю точно, насколько удалось сохранить все объёмы производства, но главное — специалистов, школы подготовки таких специалистов и сами препараты — нам сохранить удалось. Потому что все прекрасно понимали, что производство и обеспечение вакцинами населения, особенно детей, — это вопрос национальной безопасности.

Но, к сожалению, с тех пор многие направления исследований, в том числе разработка новых вакцинальных препаратов, серьёзно не финансировались. Естественно, за это время мировая наука ушла далеко вперёд. Появились новые технологии, которые мы пока не всегда можем освоить или как-то перенять. У нас просто нет оборудования такого уровня, чтобы можно было проводить масштабные исследования. К тому же на создание одной вакцины может понадобиться до трёх миллиардов долларов, а на её производство — от начала разработки до собственно выпуска — иногда уходит до пяти лет. Поэтому если не будут предприняты серьёзные усилия, если не будет дополнительного финансирования, то мы отстанем ещё больше. И отстанем очень существенно, так что будет трудно догонять все остальные страны.

Уже сейчас в России нет целого ряда вакцин, которые в других странах давно внесены в календарь прививок. Например, почти 100% случаев рака шейки матки — это результат инфекции вируса папилломы определённых субтипов. Причём вакцина против него уже существует, но она очень дорогая, поэтому, к сожалению, внести её в наш календарь прививок сейчас невозможно. А на Западе она достаточно широко применяется. Чем наши женщины хуже? Не можем закупать зарубежные вакцины, значит, надо разрабатывать свои — более дешёвые.

В России разрабатываются свои более дешёвые вакцины?

— Конечно. Сейчас у нас основное направление — это вакцины, которые стимулируют врождённый иммунитет и которые можно применять против широкого круга заболеваний в целях обеспечения биобезопасности при вспышках каких-то неизвестных заболеваний. Они не дают продолжительного иммунитета, но дают так называемый временный иммунитет, во время которого можно разобраться в ситуации и подготовить необходимые препараты.

Также у нас существует программа по разработке вакцины против вируса иммунодефицита человека. Её курирует Роспотребнадзор, к участию в ней привлечено несколько институтов. Но, думаю, ассигнования, отпущенные на эту программу, недостаточны для того, чтобы сделать по-настоящему хорошую, надёжную вакцину или препарат. И такая ситуация не только с вакциной против ВИЧ. Существующее сейчас государственное финансирование минимально. Его хватает только для того, чтобы поддерживать науку на примитивном уровне. Серьёзные исследования при таком финансировании проводить нельзя. Поэтому ожидать, что каждый год мы будем давать по новой вакцине, как мы это делали 20 лет назад, просто смешно.
Часто от наших учёных мужей можно услышать: «Мы сделали вакцину». Как правило, они себя переоценивают, потому что то, что работает при испытаниях, — это ещё не технология. Вакцина — это конечный продукт, за которым ты хоть завтра можешь к врачу обратиться. А у нас очень часто не доведённые до конца научные разработки выдают за готовый препарат

Тем не менее календарь прививок должен обновляется постоянно. Ведь человечество всё время сталкивается с новыми заболеваниями, прежде всего вирусной природы, которые победить без вакцин практически невозможно. По самым оптимистическим прогнозам, нам известно не более 7-8% от всех вирусов, которые существуют на Земле. А перенести старые технологии на новые инфекции можно не всегда. Как правило, каждая новая вакцина против очередной новой инфекции требует нового подхода. Разработка вакцин остаётся очень дорогим удовольствием и это очень наукоёмкое производство. Если НИИ не работают с компаниями, которые заинтересованы в дальнейшем выпуске их продукции, разработать новый вакцинный препарат сегодня почти нереально.

Однако довольно часто в печати появляется информация о том, что российские учёные изобрели то одну, то другую вакцину, которым нет аналогов в мире…

— Очень часто от наших учёных мужей можно услышать: «Мы сделали вакцину». Но, как правило, они себя сильно переоценивают, потому что то, что работает при испытаниях, — это ещё не технология. Технология — это когда разработка поставлена на промышленное производство, когда мы имеем промышленные серии, которые не отличаются одна от другой по своим свойствам. Если бы всё, что опубликовано в печати, всё, что мы сделали у себя в лабораториях, действительно было технологиями, то у нас вообще никаких проблем не было бы. Но вакцина — это не научная разработка, это конечный продукт, за которым ты хоть завтра можешь к врачу обратиться. А у нас очень часто не доведённые до конца научные разработки выдают за готовый препарат.

Правда, этому тоже есть своя причина. Дело в том, что проведение клинических испытаний требует очень больших затрат. Во-первых, надо найти добровольцев, во-вторых, застраховать их, в-третьих, заплатить им. Например, совсем недавно мы испытывали гриппозную вакцину. Мы застраховали всех добровольцев — это уже большие деньги. Плюс ко всему каждый из них за одну прививку получил по 200 евро. А таких добровольцев должны быть сотни, вот и посчитайте, во сколько обойдётся нам вторая стадия клинических испытаний. Есть ещё третья стадия, когда вакцину надо испытать уже на нескольких тысячах людей. Разве институт может себе это позволить? Поэтому нам, как воздух, необходимо сотрудничество с фармацевтическими компаниями. Однако вкладывать миллиарды, которые окупятся только через десятки лет, в России пока ещё мало кто рискует. На Западе биотехнологические компании давно этим занимаются, потому и капитализация таких компаний растёт очень быстро. Люди получают огромные доходы от вложения в биотехнологии, потому что за ними будущее. А у нас бизнес опасается в них вкладывать.
Виталий Зверев: «Не вижу проблем, чтобы перейти на GMP, правда, не знаю, зачем это нужно. Наши вакцины всегда были одними из самых лучших в мире, потому что требования к качеству у нас более жёсткие, и контроль более жёсткий. За рубежом за качество лекарств несёт ответственность только производитель. А у нас в своё время практически каждую серию, выпускаемую на фармпредприятии, проверял институт»

Такая позиция бизнеса продиктована только долгосрочным характером инвестиций?

— Не только. Разработки новых вакцин проводятся в НИИ, а с институтами мало кто хочет иметь дело, потому что наше законодательство в области патентования совершенно не соответствует мировым стандартам и реалиям. Институты не являются собственниками тех изобретений, патентами на которые они обладают. Это собственность государства. Следовательно, нас в любую минуту могут привлечь к ответственности за то, что мы передали кому-то интеллектуальную собственность государства. Поэтому фирмам не очень интересно с нами работать, у них нет никаких гарантий, что они смогут в полной мере использовать наши разработки. Здесь нужно совершенствовать законодательство. Мы уже несколько раз говорили об этом в Думе. Нам всё время обещают что-то предпринять, но дальше обещаний дело пока не заходит.

Где сегодня предпочитают работать молодые специалисты: в бизнес-секторе или в НИИ?

— На самом деле, сейчас очень сложно заманить молодых специалистов в науку. Например, взять хотя бы наш институт. Они приходят к нам, пишут диссертации, а потом ищут себе другое место работы, например, в тех же самых фирмах, которые занимаются продажей зарубежных вакцин. Там другой уровень зарплат. Там платят даже не в разы, а на порядки больше. Попробуйте прожить на 200—300 долларов в месяц и содержать семью — это практически невозможно. К тому же профессия учёного сейчас не считается престижной. Очень грустно наблюдать, как с каждым годом падает престиж науки. Я не помню ни одного современного художественного фильма, где учёные были бы главными героями. Вспомните, что было в СССР. Тогда у учёных тоже была не очень высокая зарплата, тем не менее заниматься наукой было престижно.

Но низкие зарплаты научных сотрудников — это ещё не самая главная беда. Основная проблема заключается в том, что мы не можем обеспечить специалистам необходимые условия для работы. Человек приходит к нам в институт, он мечтает о серьёзных научных исследованиях, а мы не можем предоставить ему необходимое современное оборудование, потому что реально денег на закупку оборудования у нас нет. Тех денег, которые нам выделяет государство, хватает только на какие-то мелкие лабораторные приборы, а сложное оборудование мы можем себе позволить только благодаря большим международным грантам, но этого недостаточно. К сожалению, часто бывает так, что прибор, который должен быть в каждой лаборатории, один на весь институт, и мы вынуждены пользоваться им по очереди. Разве это нормально? Мы читаем статьи, мы знаем, в каких условиях выполняются эксперименты в других странах, многие из нас бывали за рубежом, видели, как там обустроены институты. Условия работы в наших лабораториях уже давно не соответствуют уровню ведущих зарубежных центров. На мой взгляд, эта проблема даже важнее, чем низкая зарплата.

К тому же наши учёные не всегда умеют работать по международным стандартам, подчас им не хватает опыта поездок в другие страны. Им было бы очень полезно поработать в каких-нибудь зарубежных институтах, но, к сожалению, сейчас это невозможно. У нас в Академии даже нет такой статьи расходов. Формально я как директор НИИ не могу никого послать в зарубежную командировку, хотя у меня есть совместные работы с учёными из других стран, и там готовы принять и обучить наших специалистов.

Например, работе по стандарту GMP…

— Как сказал один мой хороший знакомый, который как раз этим занимается, «GMP прежде всего должен быть в головах». Я не вижу проблем, чтобы перейти на GMP, правда, я не знаю, зачем это нужно. Все наши вакцины сейчас выпускаются в таких условиях, которые соответствуют GMP, а если нет, то остались какие-то формальности. Наши вакцины всегда были одними из самых лучших в мире, потому что требования к качеству у нас более жёсткие, и, следовательно, контроль тоже более жёсткий. За рубежом за качество лекарственной продукции несёт ответственность только компания-производитель, никто её не проверяет. А у нас в своё время практически каждую серию, выпускаемую на фармпредприятии, проверял институт. У нас культура производства осталась, её очень трудно вытравить. Все вакцины, которые мы используем, — и гриппозная, и коревая, и паротитная — ничем не хуже западных аналогов.
Виталий Зверев: «Вообще, у нас слишком много лекарств. Я не могу назвать точных цифр, но мне кажется, что их раз в десять больше, чем в любой аптеке в Западной Европе. Что самое обидное — все они не наши»

Тем не менее процент лекарственной продукции российского производства крайне низок. По подсчётам Ассоциации российских фармпроизводителей, доля отечественных препаратов, включённых в программу дополнительного лекарственного обеспечения, не более 7%…

— Я думаю, ситуация ещё хуже. Что такое 7%? Это же не уникальные, жизненно необходимые препараты. Если посмотреть на ассортимент в аптеке, из лекарственных средств отечественного производства там будет только йод, зелёнка, бинты, пластыри. Это вещи, безусловно, необходимые, но они не имеют стратегического значения. Ещё всякие травки продаются, сборы, но это тоже не основные препараты.

Вообще, у нас слишком много лекарств. Я сейчас не могу назвать точных цифр, но мне кажется, что их раз в десять больше, чем в любой аптеке в Западной Европе. Что самое обидное — все они не наши. Например, раньше мы были одной из ведущих держав мира по производству антибиотиков, а теперь мы не производим ни одного антибиотика из отечественного сырья. А для любой страны очень важно иметь свою фармацевтическую промышленность. На мой взгляд, России сейчас нужна очень серьёзная стратегическая программа, очень дорогая и рассчитанная на длительный период.

Но сейчас как раз и разрабатывается такая стратегическая программа — «Фарма—2020»?

— Мне трудно о ней сейчас говорить, потому что она где-то там обсуждается, но нам, специалистам, пока её не разослали. Официально мы её не получали и, следовательно, мы о ней ничего не знаем. Сейчас начнёшь критиковать, тебе скажут — это предварительный вариант, у нас на самом деле всё по-другому. Но я, например, даже не знаю, кого именно привлекли к её созданию. Нас в своё время просили что-то туда дать — мы дали, но, насколько мне известно, из нашего материала туда мало что вошло. К сожалению, связь между людьми, которые принимают решения, и людьми, которые являются специалистами в данной области, работает очень плохо. Это именно то, что нуждается в улучшении.

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки
Подписывайтесь на наш Telegram, чтобы быть в курсе важных новостей медицины

Читайте также

Оставить комментарий

Вы можете использовать HTML тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>